Вадим Курылёв: Надо честно делать своё дело (Rockmusic.ru, № 5-6 (22-23), июнь-июль 2005. С. 40-43)

Новый альбом Вадима Курылёва называется «Ингерманландия». Записан он был ещё в прошлом году, но пока ещё не издан, что нередко бывает в бурных и хаотичных просторах отечественного шоу-бизнеса. Обидно, конечно, когда всякая модная ерунда издаётся мгновенно, а интересные и достойные внимания пластинки появляются не сразу. Но я уверен: когда выйдет альбом «Ингерманландия», реакция на его появление со стороны многочисленных любителей хорошего и настоящего рока будет положительной. 

В творческой компетентности Вадима Курылёва сомневаться не приходится, она убедительно проявилась и в его авторских альбомах, и, разумеется, во время многолетней работы в «ДДТ». Немножко опережая официальное появление «Ингерманландии», замечу, что в этом альбоме невозможно не ощутить интонации и мотивы психоделические, сюрреалистические и драматические; да, это рок-музыка, только она не апеллирует к однозначному восприятию, как, собственно, и всё, что делает её автор. Вадим вспомнил, что местность, в которой находится Санкт-Петербург, прежде, ещё в допетровские времена, называлась Ингерманландия. А поскольку этого названия официально никто не отменял, то все жители Питера запросто могут считать себя не только петербуржцами, но и ингерманландцами. Вот что мне рассказал коренной ингерманландец Вадим Курылёв. 

George Гуницкий: Долгие годы ты был известен в первую очередь как бас-гитарист. Когда же произошёл переход к игре на лидер-гитаре?
Вадим Курылёв: Практическая бас-гитарная специфика у меня появилась ещё тогда, когда я служил в армии. До этого-то я играл на гитаре, ну мог, если нужно, и на бас-гитаре сыграть. Когда я попал в армию, было вакантное место бас-гитариста в оркестре ансамбля песни и пляски. И я очень захотел туда попасть, чтобы служить не на заснеженной границе, а играть в оркестре и не потерять музыкальную практику. Вот так я и стал басистом. 

- У тебя шесть сольных альбомов… 
- Всего мной записано шесть альбомов, а если считать по компакт-дискам, то «Ингерманландия» будет пятым. Первый мой сольный альбом – это «Тусклое солнце», записанный в 1988 году с помощью Юрия Морозова в его свободное от работы время на студии «Мелодия». Этот альбом представляет собой акустические баллады сюрреалистическо-лирического толка. 

- Я этот альбом помню, как и заглавную песню с него. 
-  Песня «Тусклое солнце» была в те годы, можно сказать, моей визитной карточкой. Следующий альбом был также записан на «Мелодии» и тоже с помощью Юрия Морозова. Назывался этот диск «Никто», он уже не сугубо акустический, а с использованием и ударных инструментов, и электрогитар, и так далее. Это сборник лирических песен. Потом последовал перерыв лет на пять-шесть. 

- То есть песни ты в те годы не писал…
-  Нет, я песни писал, но… Всё это время я играл в «ДДТ», с 1986 года. У меня было время на параллельные проекты, но в первую половину 90-х его заняли «Дубы-колдуны». Эта группа записала два альбома – в 93-м и 95-м. Рассказать про «Дубы-колдуны»?

- А почему нет? Многие люди из новой генерации не знакомы с этой группой, так что было бы любопытно узнать. 
-  Это был шуточный проект, музыканты из нескольких питерских групп объединились вместе для исполнения старых советских шлягеров конца 60-х – начала 70-х. Стилистическая направленность была не просто в сторону советской эстрады, а именно в сторону вокально-инструментальных ансамблей того времени, в первую очередь – гитарных. Мы старались исполнять лирические песни, без каких-то агитационных привязок. Но только их нам всё же не хватило, и на втором альбоме «Дубов-колдунов» мы записали несколько песен группы «Самоцветы» - «Мой адрес – Советский Союз», «Не надо печалиться». 

- Напомни, какие лирические песни исполняли «Дубы-колдуны» и каков был состав группы? 
-  «Люди встречаются, люди влюбляются», «Для меня нет тебя прекрасней», песенка про «Толстого Карлсона»… «Дубах-колдунах» участвовали Андрей Васильев – гитарист из «ДДТ», он же был изначальным идеологом проекта, два парня из группы «НЭП» - Сергей Паращук, знаменитый ещё тем, что написал песню про «Зенит», и Женя Лёвин, гитарист. Он давно уже играет в «Алисе». А за барабанами сидел Миша Нефёдов, душа нашей компании, тогда он был барабанщиком «Алисы». С Нефёдовым мы и сейчас играем вместе. 

- Сработали старые дружеские контакты? 
-  В принципе, да, ведь «Дубы-колдуны» были компанией друзей, можно сказать, собутыльников. Мы довольно часто встречались, вместе проводили время, у нас были общие интересы, общие шутки. В начале 90-х в рок-андеграунде начали прикалываться по поводу старых советских песен. Несколько лет спустя поп-исполнители и их продюсеры раздули это до огромных масштабов и стали зарабатывать огромные деньги на ретро-волне. Но тогда, в начале 90-х, всё только начиналось. Андеграунд, как всегда, первый во всём, и даже при ретро-волнах он идёт впереди. «Дубы-колдуны» были группой типично андеграундной. Когда песни начали перепевать эстрадные исполнители, для группы «Дубы-колдуны» это дело потеряло всякий смысл, и она прекратила своё существование. 

- Давай вернёмся к твоим альбомам. Когда ты возобновил их создание? 
-  Я постоянно сочинял песни. К 1996 году у меня набралось определённое количество песен, которые я хотел записать, и появился альбом «Булавка для бабочки». Мы записали его летом 96-го на студии группы «ДДТ», которая тогда находилась ещё на Тамбовской улице, звукорежиссёрами были Андрей Муратов, тогдашний клавишник «ДДТ», и Женя Лёвин. Это был первый мой альбом, записанный с «живым» барабанщиком, были сделаны пристойные аранжировки. Женя Лёвин мне во многом помогал, в частности – в передаче гитарного звука, он в этом большой специалист. 

- Ты тогда на басу играл? 
-  В этом альбоме я играл, в общем-то, на всём, кроме барабанов. А в «ДДТ» к тому времени я уже перешёл на гитару. Я играл в «ДДТ» 16 лет: восемь – на бас-гитаре и восемь – на соло-гитаре. Значит, дальше в «ДДТ» уже некуда было двигаться. В следующие восемь лет я должен был стать лидером группы, так? (Смеётся.) Поэтому я из «ДДТ» и ушёл. И сейчас – очередные восемь лет, когда я являюсь лидером группы, своей собственной. 

- Если уж про «ДДТ» зашёл разговор… Я понимаю, что говорить на эту тему тебе теперь нелегко, но всё же: как ты попал в «ДДТ»? Шевчук тебя сам нашёл? 
-  Юра Шевчук приехал в 1985 году в Питер и стал собирать группу. Это было для него довольно непросто в тот момент, потому что в Ленинграде его мало кто знал – это во-первых. А во-вторых, в городе существовало очень много групп, ведь тогда была золотая эра Ленинградского рок-клуба – середина 80-х. Если сейчас перечислить группы, которые играли в то время в Питере, то даже мы с тобой поразимся, потому что названия будут звучать более чем легендарные. Естественно, в такой обстановке мало кто вдохновился выступать в группе человека, приехавшего из Уфы. Сначала Юра пытался собрать группу из рок-клубовских музыкантов, из музыкантов разных питерских команд. У него ничего не вышло, потому что у музыкантов было слишком много амбиций, все Юре предлагали исполнять материал пополам – половину его песен, половину своих. Но в то же время исполнительский уровень рок-клубовских групп оставлял желать лучшего. 

- Мягко говоря. 
-  (Смеётся.) Мягко говоря. И вкупе с таким нешуточным гонором музыкантов… В общем, у Юры ничего не получалось, и на подбор команды ушло больше года. Шевчуку помогали в этом Гена Зайцев и Женя Мочулов, который практически и нашёл всех музыкантов первого состава, используя свои знакомства. Через него вышли и на Игоря Доценко, и на Андрея Васильева, и на меня. Юра пришёл ко мне домой, у меня даже тогда телефона не было… 

- Мобильных тоже ещё не было. 
-  Мобильных… да мы вообще не знали такого слова! Пришёл ко мне человек, который показался мне достаточно взрослым. Мне тогда было 22 года, а Юре – 28, выглядел он старше своих лет, в очках, с бородой, интеллигентного вида, напоминал школьного учителя. Он предложил мне примкнуть к его группе, оставил записи, потому что я до того не слышал «ДДТ», мне понравилось. На тот момент я нигде не играл, переживал по этому поводу и поэтому с радостью согласился на Юрино предложение. Сначала поиграли у меня дома: он – на гитаре, а я – на басу. Ему понравилось, как я играю, мне – как он поёт, и осенью 1986 ода мы приступили к репетициям. Сначала репетировали втроём: Юра, Игорь Доценко и я. Позже нашли гитариста – Андрея Васильева. Потом из Уфы приехал клавишник Володя Сигачёв, который, хотя и играл с питерским составом всего полгода, сумел передать музыкантский заряд группы «ДДТ». 

- Несколько лет назад ты всё-таки покинул «ДДТ». Почему это произошло? Тебе хотелось заниматься собственными музыкальными проектами?
- Я никогда не рассчитывал всю жизнь играть в «ДДТ», всегда считал, что это временный период, который мне необходим. Мне очень повезло, что я попал в эту группу, поэтому, думал я, какое-то время нужно в ней поиграть: опыта набраться, вырасти и как музыкант, и как творческая личность. Но я был неправ, что задержался там так долго, нужно было уйти раньше. Если бы я остался ещё, то уже не покинул бы группу – не рискнул бы. Я ушёл два с половиной года назад, в 2002-м, и, считаю, правильно сделал. Мне было бы мало всю жизнь проработать музыкантом даже в такой замечательной команде. Я всегда сочинял песни, причём ещё задолго до «ДДТ». Как только в ранней юности я научился брать на гитаре три аккорда, первое, что я сделал, - придумал песню. 

- Юра Шевчук, наверное, был не слишком рад твоему уходу… 
- Честно говоря, я точно не знаю, потому что я не общался с Юрой с тех пор, как ушёл. Но мне передавали, что его реакция была далеко не радостная, тем более что я ушёл тогда, когда намечалась очередная поездка, и она оказалась под угрозой, пришлось переделывать программу. Я ушёл неожиданно и для самого себя, и для всех окружающих, хотя все понимали, что когда-нибудь я уйду; но когда – никто не знал, в том числе и я. В какой-то момент у меня внутри что-то щелкнуло… Был мимолётный повод, достаточно незначительный. 

Мне доводилось слышать, что ты в молодости был воодушевлён творчеством «Машины времени» и «Аквариума». Это соответствует действительности? 
– Это действительно было так. «Аквариум» я, правда, услышал позже «Машины». В 1980-м году «Машина времени» выступала в течение недели в Ленинграде, в «Юбилейном». Зал был битком. Но это был уже не совсем андеграунд. По тем временам «Аквариум» являлся совершенно андеграундно-авангардным проектом, и толком я «Аквариум» услышал уже после 1980-го года. А «Машину» я слушал ещё в 70-е, когда учился в школе. 

На твоём последнем альбоме две песни – «Двиджа» и «Супрематический сфинкс» - немного выделяются из общего ряда, особенно за счёт текста. Почему ты решил применить такие штуки? 
Никак не могу сделать просто альбом песен. Мне кажется, что этого недостаточно. Всегда хочется, чтобы альбом как можно больше приблизился к статусу произведения искусства. И те песни, которые ты назвал, сильно разворачивают саму работу и человека, который слушает альбом, в сторону искусства, они расширяют рамки жанра. Я никак не могу удержаться, чтобы что-нибудь такое в альбом не вставить. На диске «Эквилибриум» тоже есть психоделический номер, в котором на закольцованное трип-хопове сопровождение я речитативом положил стихотворение. И в альбоме «Дождаться Годо» - он вообще наиболее глубинно психоделический из всех моих работ – тоже есть вещь, когда под остинантный ритм я читаю стихотворение. 

Из всего этого следует, что, продолжая заниматься рок-музыкой, ты всё же ощущаешь некоторую ограниченность её форм.
Да, и мне нравятся исполнители рок-музыки, которые смогли расширить рамки жанра, - Лу Рид и Ник Кейв. Эти двое, конечно, сильно литературизированные рокеры, но, может быть, благодаря именно этому они как раз делают из рок-музыки, из развлекательного жанра, нечто большее. Я тоже стремлюсь к этому. Понимаю, конечно, что это недостижимые для меня высоты, но у меня есть и некоторые другие важные составляющие: я ещё и неплохой музыкант, знаю, как сыграть, как дать настоящий рок-н-ролльный драйв, как всё это хорошо исполнить… Всё это я знаю и пытаюсь совместить с элементами искусства. 

Ты мне как-то рассказывал, что однажды исполнял экспериментальную музыку в клубе «ГЭЗ». Какого рода эксперимент ты имел в виду? Собираешься ли экспериментировать в дальнейшем? 
Я всегда интересовался авангардом и экспериментальной музыкой, пробовал играть экспериментальные вещи на гитаре – длинные психоделические импровизации без всякого сопровождения. У меня даже есть номинально существующий альбом «Боливия», он не издан, но выложен на моём сайте. Это 30-минутная авангардно-шумовая композиция. Мне тогда хотелось осуществить что-то подобное. Я узнал, что как раз в «ГЭЗе» такую музыку и играют. Сначала я думал, что там и с группой можно сыграть, принёс разные записи, но про мой альбом сказали, что это не их формат, а какой-то мэйнстрим. А когда я дал запись своей экспериментальной музыки, оказалось, что это как раз то, что нужно. И в клубе «ГЭЗ» примерно в течение часа я безостановочно играл импровизацию на электрогитаре с использованием различных эффектов. 

В альбоме «Дождаться Годо» есть две песни, замешанные на известных литературных произведениях, - заглавная и «Степной волк». Почему они возникли и есть ли у тебя планы в дальнейшем по-своему интерпретировать литературу? 
В последних двух альбомах у меня такого нет. Но в тот период это было интересно. Я хотел связать рок-музыку с литературой. Когда я работал над альбомом «Дождаться Годо», моим кумиром в музыке был Лу Рид. Думаю, что это и сказалось на том, что альбом литературизированный. Что же касается Беккета, то это один из моих любимых писателей, и в названии альбома я слегка перефразировал название его пьесы «В ожидании Годо». В тот период я прочувствовал всеми фибрами души литературно-художественный абсурдизм, был покорён им, для меня это было девизом существования в искусстве. 

У Беккета пьеса называется не так, как твой альбом. Можно сказать, ты сделал свою интерпретацию этого сочинения…
В общем, да. Я хотел в названии альбома показать своё ощущение мира на рубеже тысячелетий. «Ожидание Годо» - это процесс без начала и конца. Дождаться – глагол совершенного вида. Но если вдуматься, «Дождаться Годо» звучит более абсурдно, чем «В ожидании Годо», потому что дождаться его практически невозможно. 

А «Степной волк»? 
«Степной волк» Германа Гессе – тоже одна из моих любимых книг, и, мне кажется, очень рок-н-ролльная. Я считаю, что каждый человек, который занимается рок-музыкой, должен внимательно прочитать эту книгу. Я не могу объяснить, почему. Я так чувствую. Сама песня решена в традиционном роковом блюзе, но нарочито неряшливо сыгранная, по-панковски, я называют это «гаражный блюз». Всё кривовато и в то же время немножко нервно, болезненно, но очень живо. 

По поводу рокового блюза. Ты одно время сотрудничал в группе тяжёлого блюза «Опыты» Александра Ляпина, и именно тогда, в 1998-м [1988(?) – ред. сайта], состоялась твоя первая вылазка в капстрану – в Финляндию. 
Это была вообще первая вылазка питерской рок-группы в капстрану. Ездили «Джунгли», «Опыты», и ты был старшим делегации. 

Было дело. С Ляпиным вы довольно долго играли вместе… 
Несколько лет параллельно с ДДТ. Туда ещё входил Игорь Доценко, поэтому был ряд концертов, на котором мы выступали вместе: в первом отделении играли «Опыты», а во втором – ДДТ. 

Для тебя сотрудничество с Ляпиным было, пожалуй, творческой альтернативой.
Да, ведь «ДДТ» особо свободных музыкальных форм никогда не играла. И хотя позже Юра к этому уже сам стремился, хотел, чтобы появилась «джазовость», это трудно было осуществить, потому что за многие годы всё закостенело. А группа Александра Ляпина играла совершенно свободную музыку: намечались отправные точки, а дальше мы играли по ощущениям. Мы исполняли что-то вроде того, что когда играли Cream и Джимми Хендрикс. 

Уже в сторону Джимми Хендрикса поворот был небольшой. А есть ли планы опять поиграть с Сашей?
Теоретически подобные идеи время от времени возникают: то Саша собирает новую группу и приглашает меня присоединиться, то у меня в группе появляется вакантное место лидер-гитариста, и я зову его… Но дальше этого дело пока не идёт. 

Как правильно произносить название твоего состава? «Курылёв-бэнд»?
«Вадим Курылёв и Электрические Партизаны». Группа существует уже два года. Костяк её, конечно, я и барабанщик Миша Нефёдов. Сначала мы назывались «Курылёв-бэнд», потом «Эквилибриум-бэнд», а теперь, наконец, устоялось название «Электрические Партизаны». С нами играл хороший молодой басист Павлик Вовк, но его, к сожалению, под Новый год забрали в армию, и сейчас нам помогают другие хорошие басисты. Например, Паша Борисов из «ДДТ». Борисов играл в моём старом концертном составе ещё тогда, когда группа «Курылёв-бэнд» существовала параллельно с «ДДТ». А «Дядю Мишу» и Ваню Васильева, трубача из «ДДТ», мы приглашаем в основном на запись. Они участвовали в альбоме «Эквилибриум» и записали партии для нескольких песен «Ингерманландии». Мне понравилось звучание, которое у нас получилось, с фуззовыми гитарами, с панковскими быстрыми ритмами. Концерты у нас проходят не так часто, как хотелось бы, причём не из-за занятости музыкантов, - неизвестной группе трудно сделать концерты, которые окупаются. В Питере практически негде выступать. Основная наша деятельность, как и многих других питерских команд, протекает в Москве. 

В последнем твоём альбоме ощутимы элементы тяжёлой музыки. И хотя она не доминирует, на ней довольно много замешано. 
Я бы сказал, не тяжёлой музыки, а жёсткой. Я очень люблю панковские группы, в первую очередь – интеллектуально-панковские, такие как Bad Religion, и хочу, чтобы в моей музыке панковская составляющая если не доминировала, то равноправно сосуществовала бы со всем остальным. Поэтому жёстких песен достаточно много. Хотя по содержанию мои песни не очень жёсткие, а скорее психоделические. Или романтические. Сейчас актуальны такие стили как ска-панк или поп-панк – они даже роком не считаются, это уже отдельные стили. Можно сказать, что мы, «Электрические Партизаны», тяготеем к интеллектуальному поп-панку, а местами – даже к ска-панку. 

Понятно, что у не слишком известной группы всегда много проблем. Однако сегодня проблем ещё больше, причём они не только материальные. 
Я считаю, что тут стоит говорить не об отдельно взятой рок-музыке, а о некоей андеграундной культуре, о некоммерческом искусстве. За долгие годы советской власти выстроилась система субкультуры – художественный авангард, например, был и в живописи, и в литературе, и в музыке. К 60-м чётко выстроилась андеграундная система, касающаяся распространения записей, проведения подпольных концертов. В 70-е и 80-е годы всё это существовало, а в 90-е, когда рухнула система развитого социализма, рухнула и эта внутренняя андеграундная система. И что мы наблюдаем сейчас? Вырастает новая система. Она ещё находится в зачаточном состоянии, пока нет чётко отлаженной некоммерческой системы в культуре нашей страны. На Западе существуют множество независимых лэйблов, радиостанций, нормально живут некоммерческие музыканты - дают концерты, ездят в турне, продают свои пластинки, пусть и в небольших объёмах… Но там авангард существует, и он достаточно мощный. А у нас он ещё не вырос. 

А когда вырастет? И вырастет ли?
Конечно, вырастет, но когда – я не знаю, не могу давать прогнозов. Сейчас только начало, где-то лет через 10-20 наступит расцвет… 

Долго…
(Смеётся.) Долго? А что делать? Мы хотим успеть два расцвета? Это очень тяжело. 

Сегодняшние социальные условия в России способствуют новому расцвету андеграунда?
Любые условия этому способствуют. Андеграунд должен сначала всё почувствовать, нащупать почву и естественным путём вырасти внутри этого, но не моментально, тем более, когда страну так лихорадит. Всё должно более-менее устаканиться. 

Мне трудно сказать, когда и что у нас устаканится, да и тебе, я думаю, тоже. Я понимаю, что всё происходит по мере роста. Ты примерно обозначил сроки – 10–20 лет…Это будет уже другая эпоха с другой культурой, другими людьми и другой музыкой. Где эта смена? Что-то происходит, да, но это пока не впечатляет. 
Да, серьёзной замены сейчас нет. Но если условия такие, что страна находится в лихорадке, то, значит, андеграунд будет вырастать в нестабильных условиях. Постоянная нестабильность – это тоже некоторая стабильность, определённые условия, которые за какое-то время можно прочувствовать и понять. Так что ничего страшного нет. 

Следует в очередной раз дождаться Годо? 
Я думаю, что Годо мы никогда не дождёмся, и слава Богу. Это очень хорошо. Но ждать его надо. 

Беседовал George Гуницкий, Rockmusic.ru


Ссылка: http://www.vk-band.spb.ru/pressa/2005/svoedelo.htm 

Электрические партизаны